Грандиозный роман-трилогия английского писателя, ученого и филолога Дж.Р.Р. Толкиена «Властелин колец» вызвал появление культа, движения так называемых «толкиенистов», откликов в живописи, литературе (появление жанра «фэнтэзи»), музыке, киноиндустрии. Вот уже 60 лет книга «Властелин колец» покоряет все новые поколения читателей суровым очарованием удивительно реального изображаемого мира, вот уже 60 лет она занимает прочное пятое место в списке самых читаемых книг. Но в чем таится секрет этой непреходящей популярности? 

Говорят, что напишешь – то и прочтёшь, однако это не всё. И история зависит не только от рассказчика, но и от читателя – что он увидит в ней. 

Каждому времени и каждому социуму - свои мифы. Миф Толкиена и мир Толкиена – мир, где Свету противостоит Тьма, а Добру Зло, и Зло настолько отталкивающе и омерзительно своим обличьем, что ему не хочется сочувствовать – не плосок и не одномерен. Другое дело, что идеей автора не было создать миф и мир, отражающий наш мир и нашу действительность – он рисовал мир борьбы идей, отражая в нем, пусть опосредованно, и свои взгляды на жизнь, на добро и зло, на то, к чему стоит стремиться - а чего стоит чураться. 

В нашем мире, многоцветном, созданном из боли и радости, счастья и грусти, есть все краски, все оттенки – нет лишь непогрешимой белизны и беспросветной черноты. И мир Толкиена показывает нам и белизну, и черноту – хотя бы для того, чтоб мы увидели героев, которые лучше нас – и антигероев тоже. Но, глядя на мир Толкиена, в котором маленькие, слабые, робкие, пугливые, неумелые все равно идут вперед, без надежды и почти без веры – а потом, когда наконец мир меняется к лучшему, им приходится покинуть его и уйти, оставив его тем, кто, в сущности, ничего не сделал для того, чтобы его красота не угасла – хочется встать рядом именно с ними. Не только потому, что они непреклонно служили сохранению прекрасного в своей многообразности мира - а еще и потому, что так много в них человеческого: слабостей, сомнений, смеха и страха. Потому что они добились своего не оттого, что стали сильны и всемогущи, а оттого, что и у слабых есть шанс. А суперменство прямолинейно и предсказуемо, и к концу «Кольца Тьмы» то и дело хочется, зевнув, сказать: «Простите, что? Говорите интереснее, мне скучно…» Во «Властелине Колец» можно с неменьшей уверенностью предсказать радостный хэппи-энд – было бы странно, если б Толкиен закончил свою книгу победой сил Саурона. Но отказ, уход, печально-щемящая нота в конце – значат больше, чем напыщенно-величавые Кормалленские поля. 

Мир «Кольца Тьмы» иной. Там не место слабым и неловким – это мир суперличностей, самозабвенно купающихся в осознании собственной свободы, забыв о том, что свобода – это не только когда ты восстаешь против собственного рабства, но и когда ты помнишь о свободе тех, кто есть в мире помимо тебя. «Любая воля права» - но правда ли это? В мире суперхоббитов, одетых в мифрил, и суперлюдей, чьи мечи могут сокрушить и эту броню – не о праве ли сильного ведется речь? Но при чем тогда здесь свобода – ведь право сильного есть наибольшая несвобода.

Теперешнее время создало иные мифы и иные миры. Книги уже не учат жизни, как они делали раньше. Ник Перумов прямодушно признается в этом - «Я не стремлюсь задать «моральные ориентиры», в каждом романе своя этическая ситуация, свой этический горизонт…» Ныне вряд ли многие видят в книгах «учебники жизни». Люди постмодернизма отбрасывают в сторону скучную и устарелую, по их мнению, литературу, где слова «добро», «зло», «честь», «достоинство», «совесть», «правда» все еще имели четкие значения хотя бы в системе координат автора, а автор имел выраженную систему координат. «Не надо учить нас жить!» - а значит, учиться у жизни не будем. «У каждого из нас своя правда» - и моральный релятивизм, старый, как мир, служит оправданием практически любому поступку. «Зло есть добро, добро есть зло» - и значит, можно совершать зло, оправдываясь этой пресловутой амбивалентностью. Можно пытаться сотворить добро из зла, прикрываясь идеей о том, что больше его не из чего делать. Но не стоит забывать о том, что, пытаясь делать добро из зла, следует хотя бы помнить, что же лежит в основе такого добра. Примечательно, что «Кольцо Тьмы» перекликается с такими общеизвестными книгами, также воспевающими «добро из зла», как «Мастер и Маргарита» и «Трудно быть Богом» - причем не только на уровне некоторых идей, но и на уровне текста. Впрочем, это тоже характерная черта постмодернизма – мир уже не нов, и каждая следующая книга несет в себе все больше и больше отголосков прежних текстов и прежних идей. 

«Не говори мне о том, что он добр, не говори мне о том, что он любит свободу – я видел его глаза, их трудно забыть…» 

Радагаст уверен в верности своего пути, отдавая приказ: «Идите и убейте!» Хоббит и гномы верят ему столь же слепо, как люди Короля-без-Королевства – своему вождю. Не зря такой горечью звучат слова Санделло в конце – «Самым простым вам казалось снять ее с трупа…» Но где же здесь свобода? Свобода есть в добровольном служении – а в подчинении приказам ее нет. 

Фолко, Торин и Малыш уверены в верности своего пути, когда гонятся за Олмером через все Средиземье – чтобы убить. Рука Фолко не дрогнет, отправляя в полёт стрелу или нанося удар кинжалом Отрины. Не дрогнет и его душа, он видит в Олмере врага и стремится его уничтожить любой ценой. И это – свобода? 

Олмер уверен в верности своего пути, а люди, что идут за ним, даже не пытаются понять этот путь – «потому что ему сладостно повиноваться… Потому что ты видишь его и веришь ему, потому что он все-все знает про тебя и про все твои беды…» Это неуютный мир людей, слепо доверяющих власти, которые сами не знают, что за счастье сулит им Вождь: «Главное, ты видишь, что ему ведом путь… К хорошей жизни, к славе, к счастью», - не совсем уверенно ответил человек. – Ты говоришь с ним – и знаешь, уверен, что он видит цель. А какова она? Этого нам знать пока не дано». Но не власть погнала Фродо к Ородруину – он принял свое бремя сам на совете Элронда. Те, кто идет за Олмером, вовсе не омерзительные чудовища – вспомним их «выразительные и мужественные лица» и поверим автору, что так оно и было. Вспомним Отона, который не был согласен бросать троллей, которые как «злые, испорченные дети», ни истерлингов, потому что для них – «добро в чужих руках - что смертельная обида, уж очень любят на дармовщинку разжиться… Ну и перебьют их…» И он же с тревогой замечает: «Меняется наш Вождь…» Вспомним Санделло, верного Олмеру до самого конца – не по долгу связавшего слова, а по велению души. 

Но большинство тех, кого мы видим в книге, идет за Олмером не рассуждая, идут, веря, «что когда мы прогоним эльфов и возьмем земли…вот тогда заживем, все будет наше, мы сами станем приказывать…» Не хочется стоять плечом к плечу с такими людьми. Разве что пожалеть их за излишнюю доверчивость к Власти. И – вряд ли хочется доверять людям, которые стремятся «прогонять» и «приказывать». «Есть идеи, покрытые пылью, есть – одетые в сталь; что в них – не так уж важно, гораздо важнее, кто за ними встал». Конечно, содержание идей тоже важно – ведь люди встают под знамена идей, найдя в них что-то для себя – хоть самую малость, даже если общий смысл этих идей и остается для них неясным, как смысл идей Олмера для его человеческого воинства, которое повторяет за своим Вождём: «Покончим с эльфийскими прихвостнями!» 

Но что же это за идеи? И чем же оборачивается в «Кольце Тьмы» столь свойственная постмодернизму неоницшеанская идея о свободе от догм, под которыми понимаются и общечеловеческие ценности и нормы? Всего лишь большей несвободой. Зависимостью от сильных, зависимостью от власти. Даже не стоит упоминать об антигуманности этих идей – во-первых, и так общеизвестно, чем они оборачиваются на практике, во-вторых, их антигуманность не только в том, что проповедуется отказ от вечных ценностей и вседозволенность, но и в том, что поддавшийся им человек мучительно теряет собственное «я», не видя более смысла своего существования. Не зря под надписью на стене «Бог умер». Ницше» было приписано «Ницше умер». Бог»… 

Мир «Кольца Тьмы» - это не мир служения, не мир тех, кто слаб и мал, кто боится и не доверяет себе, но все же идет до конца, потому что таков долг и совесть, – это мир решительных и не слишком задающихся сомнениями. Мир изменился, навсегда и бесповоротно – но Фолко и гномам не приходится отказываться от того, чего они добились своими руками – да и не они добились, в сущности. Решил ли дело кинжал Отрины? Примечательно, что Фолко убивает – или пытается убить – человека, пусть и воплощающего Зло, но все-таки человека – а хоббиты у Толкиена уничтожают само средоточие Власти, а не фигуру, которая стоит за ним. Примечательно и то, насколько близки ощущения хоббита, оказавшегося так близко от Власти - «Его нельзя не любить и за Ним нельзя не следовать, ибо он прекрасен. О, каким блаженством было бы погибнуть по малейшему мановению его мизинца!» - ощущениям тех людей, которые шли за Олмером, чувствуя лишь отголосок этой Власти: «Сладко повиноваться и все тут…» Если «Властелин Колец» - это книга о защите от агрессии, о ниспровержении абсолютной Власти, стремившейся захватить и поработить весь мир Средиземья, и об обретении свободы, то «Кольцо Тьмы» - может быть, и вопреки авторской воле - о стремлении к Власти, о пагубности этого стремления, о бесчеловечной агрессии Власти, о том, как непоправимо уродует Власть души тех, кто жаждет ее заполучить. 

Удивительно, что кто-то ищет в этих книгах реализма и правдоподобия. И Ник Перумов, и Джон Толкиен написали книги, повествующие о борьбе идей, а не о правдоподобной реальности. Сюжеты этих двух книг весьма схожи – и это не только потому, что, как простодушно считают некоторые читатели и почитатели, «его первые три книжки целиком слизаны с Толкиена» – и не потому, что, согласно структуралисту В. Проппу, все сюжеты можно свести к очень ограниченному числу ходов. Даже вмешательство Орлов-спасителей в конце «Властелина Колец» перекликается с явлением то ли Варды, то ли Илуватара, то ли Орлангура в финале «Кольца Тьмы». И Ник Перумов, и Джон Толкиен писали об одном – о вечном противостоянии добра и зла. Безусловно, слова о том, что один написал философскую эпопею, а другой – экшн с жестокой и зрелищной боёвкой, несут в себе некую долю истины. Но и трилогия Толкиена не лишена жестоких сцен, и книга Перумова не так уж изобилует кровавыми натуралистическими подробностями – это всё впереди, впереди страшненькие миры Фесса, которые вызовут такой восторг у посетителей ресурса «Варракс» и у любителей мучить кошек. Но реальность здесь, пожалуй, не при чем. Несомненно, можно долго и безуспешно рассуждать об ощущении реальности (хотя какая реальность в книгах, которые повествуют о НЕ-реальности?), выискивать ляпы, несостыковки, авторские просчёты в фактуре – будь то оружие или описание мелочей быта. Задаваться вопросом, почему паучиха Унголианта из «Сильмариллиона» вдруг стала Унголиантом-преисподней в «Кольце Тьмы», или почему в отряде Хранителей хоббитов было целых четыре, или почему Ник Перумов не заметил, куда же всё-таки подевались жёны энтов, и в своей книге лишил их и надежд на обретение "вторых половинок". Можно обвинять Ника Перумова в недостаточном следовании миру «Властелина Колец» Толкиена или Толкиена – в неполном соответствии мира «Властелина Колец» миру «Сильмариллиона» и «Хоббита». Но об этом вряд ли стоит говорить, когда речь идет о любви к книге. Разве только гладкий литературный язык заставляет нас проводить бессонные ночи над книгой и не жалеть потом наутро об этом? И разве соответствия реальности мы ищем? Всем известно, что в литературе правда – это не что иное, как разновидность вымысла, а вымысел не есть ложь. 

Очень часто в споре о «Властелине Колец» и «Кольце Тьмы» забывается, что это разные книги. Не только по жанру – вообще разные. То, что одна продолжает другую, используя контекст мира Толкиена, еще не означает, что она должна совпадать в деталях мира и тем более в философии и менталитете – отсюда и разочарование, которое она вызвала у многих. Но это скорее проблема самих разочарованных, которые не могут или не хотят признать самостоятельность «Кольца Тьмы» как свершившегося литературного факта. Еще более нелепо звучат попытки обвинения в плагиате, в несамостоятельности, в присвоении успеха Толкиена, в использовании его книги как стартовой площадки для обретения своей популярности. Возможно, многих из читателей привлекла надпись на обложке - «Свободное продолжение «Властелина Колец», и они искали в «Кольце Тьмы» продолжения «Властелина Колец», забывая про слово «свободное». Но это не отменяет того, что «Кольцо Тьмы» читают и перечитывают «само по себе». Безусловно, вписав свой мир в контекст Толкиена, Ник Перумов обрек свою книгу на бесконечное сравнение с «Властелином Колец» - но, во-первых, книга и писалась как своего рода полемика, а во-вторых, писалась она все же от любви к прочитанному Толкиену – одно другое отнюдь не исключает. Любовь бывает очень разной. 

«Там, где одни видели абстракцию, другие видели истину», - сказал Камю. Кто-то увидел в мире «Властелина Колец» яркую сказку с хорошим концом, кто-то философское повествование, отражающее менталитет католика, к тому же католика, находящегося в не всегда дружелюбной к нему протестантской среде, кто-то – книгу, резко делящую мир на чёрную и белую половины и чуть ли не оправдывающую фашизм. Очевидно, что восприятие много сообщает о читателе, о его понимании жизни и о видении мира. И мир «Кольца Тьмы» видится по-разному. Кто-то увидел в нем кощунственное для ортодокса надругательство над миром и идеями Толкиена, кто-то – с облегчением обнаружил быстро разворачивающийся сюжет и множество подробно описанных поединков и схваток, кто-то – полемический ответ на «чёрно-белую» и «одномерную» книгу Толкиена и подтверждение собственным идеям. Очевидно одно – обе эти книги по-настоящему взяли за живое тех, кто их прочитал, потому что полемика вокруг «Кольца Тьмы» не стихает вот уж больше десяти лет. И к чему задаваться вопросом – какая из них лучше. Каждый выбирает по себе – цитата затёрта, но так всегда и случается с цитатами, которые оказались слишком удачны в формулировке. 

Какой мир ближе мне? Не мир «Кольца Тьмы». Слишком много ненависти – ненависти не только к абстрактным эльфам и Валарам, но и к миру вообще. Слишком мало любви и человечности – нелепой и нарочитой данью «первоисточнику» выглядят слова о том, что «Фолко понял, во имя чего совершается поход, ибо Красота нуждается в защите» - потому что на деле Фолко безразлична и чужда красота Тол-Эрессеа, которую ему показывает Гэндальф. Любить гораздо труднее, чем ненавидеть – само слово «любовь» липко от патоки слащавых речей, слишком часто и по слишком мелким поводам его произносят. Ненавидеть проще – для того, чтобы что-то полюбить, надо это понять, постичь, поэтому и говорят, что любовь от ума, от понимания, а ненависть от природы. Сказать о себе «я плохой» удобнее и выгоднее – плохим быть легко, и ты не вызовешь у окружающих разочарования, когда окажешься для них недостаточно хорош. Зато сколько восхищения достанется «плохому», когда он вдруг натворит добра и причинит пользу! Сказать «я люблю» - трудно, невероятно трудно, и еще труднее соответствовать тому, что сказал. Но я предпочитаю говорить «люблю» - хотя и говорю это слово нечасто. И пореже говорить «ненавижу» - потому что любить интереснее. 

Но это всего лишь мой взгляд, мой голос. Кто-то увидит эти книги по-иному, найдет в них своё, другое – потому что все мы разные люди, этим и интересны. Книги тоже интересны, когда они разные. 

А те книги, что стоят у меня на полке – дилогия «Кольцо Тьмы» Ника Перумова и «Властелин Колец» Дж. Р. Р. Толкиена - пусть они и дальше стоят на полке рядом. Книгам тоже нужно общаться. Находить общий язык, утверждать противоположное, жестоко возражать друг другу или пытаться по-разному сказать об одном и том же. Разговаривать :) 

Первоисточник: www.tolkien.olmer.ru